Основные лингвокультурные явления в морфологии

Б. Бернстайн указывал «на избирательное влияние культуры на образование определенных форм грамматики».

Явления, которые имеют культурно маркированные грамматические значения, мы относим к основным. Рассмотрим их.

Вероятно, на это влияли религиозные установки, отводившие женщине второстепенную роль. До сих пор в русском языке различаются по одушевлённости слова покойник/труп, что опять же связано с религиозными представлениями о том, что душа не сразу покидает тело человека.

Культурно значима категория рода. Это подтверждает тот факт, что в разных языках слова могут не совпадать по этому признаку.

Интересен факт родовой асимметрии. Так, в русском языке в большинстве случаев нет семантической корреляции между названиями лиц мужского и женского рода по профессии.

С. А. Кошарная указывает на лингвокультурные причины грамматического выделения группы существительных на -мя.

По мнению В. В. Колесова, структурные особенности языка определяют специфику мышления: Все европейские языки суть языки флективного строя: к корню слова у них прибавляются различные суффиксы, флексии, что определяет особенность нашего мышления.

Мы мыслим как бы квантами, клочковато кусочками присоединяя всё новые оттенки мысли, постепенно расширяя их всё новыми словами – в дискурсе, в последовательности развития мысли.

Мы «лепим» понятия из обрывков образов и символов, которые у нас под руками.

Лингвокультурная специфика русского местоимения состоит в регулярном использовании неопределённых местоимений: кто-то, что-то, кое у кого, один и других, что отражает склонность русского сознания к неопределённости.

В русской речи часто опускается местоимение, обозначающее принадлежность. Он продал машину, а не Он продал свою машину. Эта черта подчёркивает индифферентность русского сознания к собственности, склонность к коллективизму.

Для русской лингвокультуры большую значимость имеют местоимения мы, наш, которые репрезентируют представления об общности лиц, объединяемых по какому-либо признаку.

Данные местоимения соотносятся с ментальной оппозицией «свой/чужой» и выражают положительные коннотации. Эти представления имеют архетипическую основу.

Существует мнение, что артикль связан с категорией собственности, приватности, персональности. Как известно, эта ментальная сущность малопродуктивна в русской лингвокультуре, что объясняет отсутствие данной части речи в русской грамматике.

Русской лингвокультуре присуща категория безличности. Это объясняется свойственной русскому менталитету иррациональностью и неагентивностью, неконтролируемостью, отсутствием ответственности за происходящее действие.

Русские не признают логического объяснения жизни, на явления природы смотрят как на непостижимые и непредсказуемые, считают, что человеку не подвластна его собственная жизнь, что способность контролировать жизненные события ограничена.

Эта ментальная категория находит своё выражение безличными глаголами и словами состояния: ему было холодно, живу дурно, мне живётся очень плохо, его переехало трамваем, его убило молнией.

По мнению, А. Вежбицкой, данные словоформы подчёркивают фатальность, стихийность действия, смиренность.

Обычные же представления о прошлом связываются с представлениями о том, что находится сзади.

Настоящее, с точки зрения обычных представлений нового времени, находится между прошлым и будущим.

Иными были временные представления в Древней Руси. Прошлое в X–XIII вв. (а частично и позднее, точные хронологические пределы установить вряд ли возможно) ассоциировалось прежде всего с тем, что впереди. «“Передний” означало “прежний, прошлый”.

Так же точно одно из значений слова “переди” было “прежде, раньше”; ср.: “Томь же лете и Ладога погоре, переди Новагорода” (Новг. I лет., под 1194 г.); или: “О нем же переде сказахом” (Ипат. лет., под 1283 г.).

С теми же представлениями о прошлом как о находящемся впереди какого-то определенного временно го ряда связано и одно из значений слова “первый” (ср. хотя бы в “Слове о полку Игореве”: “първых временъ усобицѣ”; “о, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвыхъ князей!”).

Этимологические остатки этих древних представлений сохраняются отчасти и поныне (в слове “прежде” и др.), но как конкретные представления о прошлом они в новое время отсутствуют».

В этом аспекте древнерусскому пониманию времени близко китайское, при котором прошлое находится впереди, а будущее вообще уходит из поля зрения.

Предлоги отражают национальные представления о времени и пространстве. Например, в немецком языке указание на временные границы, которые имеют своё начало в прошлом, передаются предлогом seit, а в будущем – предлогом ав.

Существует мнение, что формирование троичных грамматических категорий: прошедшее – настоящее – будущее; первое – второе – третье лицо; и др. – так или иначе связано с формированием нового представления о пространстве как трёхмерной сфере, понимание триединства божественной силы.