Экзистенциальная аналитика

Каковы же важнейшие черты того сущего, которое есть «мы сами»? Прежде всего оно обладает для нас «оптической» и «онтологической» приоритетностью.

В плане «онтическом» оно приоритетно уже потому, что это — непосредственно наше собственное бытие: прежде чем философствовать, конструируя онтологию, мы ведь должны жить; наша собственная жизнь, как процесс и как совокупность меняющихся отношений, и есть это «онтически приоритетное» бытие!

Однако непосредственность нашего собственного бытия парадоксальным образом представляет труднейшее препятствие на пути его постижения: ведь оно допредметно, «прарефлексивно»: можно прожить жизнь, так и не задумавшись о том, что же такое жизнь; напротив того, жизнь является предпосылкой того, чтобы философствовать, и в частности рассуждать о том, что такое жизнь (рассуждение, кстати, обнаруживает ту же структуру: для того, чтобы судить о том, что такое рассуждение, уже нужно рассуждать; следовательно, рассуждение в своей «онтической» непосредственности не что иное, как бытие рассуждающим, т.е. один из аспектов жизни человека!).

Бытие в его непосредственности, пока оно не опредмечено, пока мы не смотримся в зеркало рефлексии, незаметно.

Поэтому философский трансцендентализм и оказался поздним продуктом философского сознания, а наивная, «естественная» познавательная установка неизбежно «объективистская» (и вместе с тем дуалистичная).

Dasein, полагает Хайдеггер, в соответствии с особенностью того способа бытия, который отличает человека от всего прочего сущего (включая высших животных), имеет тенденцию «постигать собственное бытие, исходя из того сущего, к которому оно существенным образом относит себя сначала и постоянно
— из «мира».

Будучи первичным в онтическом отношении, оно приоритетно и в онтологическом плане, поскольку строя философскую теорию бытия, нужно начинать с экспликации основания, которое, под углом зрения трансцендентализма, «мы сами». Так что же видит человеческий субъект — Dasein, всматриваясь в предметный мир, словно в зеркало?

Он видит те же общие черты, на которые обратила внимание европейская философия после победоносного восстания против традиционных метафизических систем, устремленных к горним высям трансцендентного, на которых обитал Дух (который был Абсолютом, Истиной, представлявшей собою триединство Абсолютного Разума, Абсолютного Блага и Абсолютной Красоты).

Первейшей характеристикой человека, в отличие от метафизического Абсолюта, выступает, конечно же, несовершенство, изменчивость, незавершенность — он предстает чуть ли не как прямая противоположность Абсолюту метафизики во всех его аспектах.

В наивно-объективистской «естественной установке», мало-помалу покидающей почву традиционной философской метафизики, несовершенство представляется сначала общим признаком «земного», материально-вещественного мира, отличающим его от «горнего», идеального мира, мира сущностей.

По мере усиления внимания к «земному», соответственно росту удельного веса повседневного практического интереса в интеллектуальной жизни людей, изменились и мировоззренческие акценты: «реальностью» стали называть уже не «сущности» (как это было в средневековом реализме), а прежде всего «вещественные» объекты («чувственно данное»); изменчивость этих объектов философы перестали расценивать как безусловный порок и стали принимать в качестве факта, как «позитивную» характеристику объективного мира.

Напротив, совершенство идеальных конструкций, приближающееся к «абсолютному», хотя и ограниченному, — таких, как понятия «чистой математики» или идеальные конструкции теоретических разделов естествознания — они стали трактовать скорее как определенный недостаток, поскольку понятия эти неспособны-де отображать мир в его изменчивости и многообразии, что они «огрубляют» реальные характеристики.

Строгие формулировки законов more mathematica, которые прежде считали либо сущностями чувственного мира, либо их адекватными представителями были истолкованы как несовершенное, приближенное отражение реальности, как «идеализации».

Средством искоренения метафизики (которое вскоре заняло место метафизики в философских концепциях) стала теория познания, призванная исследовать движение знания от его истоков к результатам.

Соответственно истина из метафизической и этической категории, причастной к идеальному «миру сущностей», превратилась в гносеологическое понятие; ей, как характеристике несовершенного человеческого знания, понадобился критерий, и таким критерием стал «опыт» (включающий прежде всего наблюдение и эксперимент) и т.д. и т.п.